Отшумела, как мимолетный праздник, февральская революция 1917 года. Разрушив правящий режим, она еще не сломала сложившихся финансовых и экономических устоев. В Петрозаводске по-прежнему так же исправно работало городское хозяйство, перед наступлением холодов горожане запасались дровами, которые в изобилии привозили на городскую пристань крестьяне окрестных волостей. Да и на самом верху мало что изменилось. Лишь на Петровской площади место губернатора занял комиссар Временного правительства.
Сначала горели заборы
Октябрьский переворот нанес экономике страны существенный удар. Обесценивание денег парализовало почти все промышленное производство и прочие хозяйственные сферы. Затем продолжающаяся Первая мировая и начавшаяся гражданская мобилизовали на фронты почти все трудоспособное мужское население. А надвигающаяся на город зима еще больше обостряла две главные проблемы: голода и холода. В 1921 году горсовет, не в силах справляться с поставками дров, передал дело спасения утопающих самим утопающим. Для самозаготовок горожанам выделялись лесные делянки на противоположном берегу Петрозаводской губы, где хороший дровяной лес к тому времени уже почти иссяк. В отчаянии некоторые горожане решились на крайность. Доведенные голодом и холодом самые неимущие принялись активно изводить заборы. В основном наиболее беззащитных ведомств — церковных и кладбищенских. Летом 1922 года вся ограда вокруг Зарецкой Крестовоздвиженской церкви и Троицкого кладбища была растащена. Дело дошло до того, что в нарушение всех санитарных и этических норм на окраинной южной части кладбища даже были разбиты картофельные и капустные огороды.
Не Божий дар, а собственность горсовета
Тогда руководство города вспомнило о еще одном источнике топлива. В этом же 1922 году вышло специальное постановление горсовета, касающееся бесхозных бревен и пиловочника. Таковыми в городе издавна считалась вся древесина, отбившаяся в процессе буксировки гонок и плотов. А такое случалось постоянно. Растреплет штормом ненадежно связанные плоты – и бревна (а то и доски) станут добычей своенравного Онего. На такой дар природных стихий в дореволюционные времена смотрели как на дар Божий. Любой житель Владимирской (Онежской) набережной имел право при обнаружении плавающих в губе бревен или досок отбуксировать их к берегу и употребить по усмотрению. Для этого на берегу всегда были наготове большие лодки, которые шили артели в Заозерье. Сейчас такие лодки чаще называют «кижанками». Даже подросток мог на таком простом и надежном плавсредстве быстренько взять на буксир замеченное в волнах бревно. Но советская власть решила навести в этом вопросе строгий порядок: весь лес был в основном государственным, значит, и права на госсобственность должны регулироваться властью.
Прибрежным домовладельцем рабоче-крестьянская власть не запрещала вылавливать бревна и пиловочник или же вытаскивать прибитый к берегу плавник. Но ставились определенные условия. Позволялось охотиться на плавник только в прибрежной зоне от бульвара К. Либкнехта (бывшего Левашовского) до угольных печей Онежского завода (они стояли на берегу за больничным городком). Две трети поднятого леса полагалось сдать государству, и только треть гражданин мог забрать себе, на дрова или для строительства. В дальнейшем и эту треть у петрозаводчан отобрали. В 1930-е годы топляки или вынесенные на берег бревна частным лицам брать не разрешалось.
Расхитители социалистической собственности
Более того, в 1950-е и последующие годы нередки были рейды милиции, газетчиков, а потом и телевидения по выявлению прибрежных домохозяев, незаконно использовавших плавник. Особенно большие «уловы» таких нарушителей случались в дачных поселках Зимника и Бараньего берега. Писатель Анатолий Гордиенко рассказывал, как в должности тележурналиста он был откомандирован на телесъемку «расхитителей социалистической собственности». И как обитатели элитных дач умоляли не снимать их, поскольку огласка была бы для многих полным крахом карьеры. Ситуация иногда выглядела необъяснимой с точки зрения здравого смысла: на берегах Онежского озера во множестве валялись полузанесенные песком бревна. До них у государства чаще всего не доходили руки, но оно давало по рукам любому гражданину, если он осмеливался пилить этот плавник на дровишки.
Итак, к середине 1930-х годов никаких вольностей с «бесхозной» древесиной уже не было, обеспечение города дровами за твердую таксу взял на себя Петрозаводский райлесхоз (в конце 1933 года реорганизован в Пряжинский РЛХ) и Петрозаводский гортоп.