Почти как Хельсинки. Собиратель «Калевалы» посетил Петрозаводск

Дружеская карикатура на Элиаса Леннрота, совершавшего многократные путешествия по Северной Карелии и Финляндии. 1847 год © / А. В. Линсен / Из личного архивa

Он побывал у нас зимой 1841 года. И никто, ни начальство, ни, тем более – крестьяне предположить не могли, что видят мировую знаменитость. Какой-то чудак, ездил по северным деревням, но ничего не покупал, а только записывал в тетрадке песенки у стариков. Так Элиас Леннрот собрал эпос «Калевала». А еще он оставил свои записки о Петрозаводске.

   
   
 
 

Церковь, тюрьма, завод

Доктору Леннроту зимние пейзажи от таможни в Вешкелице изрядно наскучили. Вдруг его возница, наряженный в пахучий овчинный тулуп, широко перекрестился на показавшуюся из-за поворота придорожную деревянную часовню и севшим от долгого молчания голосом прохрипел: «Петрозаводск, барин! Вон уж Сенаторская горка».

Фото: АиФ

И сразу же лошади, почуявшие близкий отдых и кормежку, встрепенулись и пошли рысью. Пробарабанили копытами по маленькому мостику через заснеженный не то ручей, не то речушку, дружно рванули по наезженной колее в гору – и вот он, деревянный Петрозаводск, открылся во всей красе. Над центром поднимался густой дым из каких-то пока что не видных (заводских, наверное) труб, за тесовыми крышами изб уже можно разглядеть желто-белые громады каменных корпусов.

Ямщик указал кнутом на два каменных двухэтажных здания: «Тюрьма, барин…». И сразу же за тюрьмой открылась довольно большая круглая площадь, окруженная двумя подковами корпусов с колоннами и царскими гербами на фронтонах. Выехали на прямую дорогу, где дома были только по левую руку, а справа открылся обрыв, под которым тянулся совершенно ровный голый плац и дымящий завод, окруженный кирпичным забором. В конце улицы остро блеснул светлым металлом шпиль церкви, которую Леннрот принял за лютеранскую, и высокая колокольня второго, уж точно православного храма.

Экскурсия для финского доктора

Воскресный день Элиас Леннрот посвятил экскурсии по городу. Новый знакомый, лекарь врачебной управы, прокатил его на своей упряжке до озера, еще скованного льдом, по которому к дальнему берегу тянулся желтый след санного пути, знаменитый Олонецкий зимник.

Проехались по берегу мимо нового маяка, еще не успевшего посереть от влажных онежских ветров, мимо винных и хлебных складов, по мосту переехали главную городскую речку, Лососинку и оказались на Зареке. Там на лютеранско-католическом кладбище гость посмотрел большие чугунные обелиски и ажурные кресты шотландцам, немцам и французам – чиновникам и заводским начальникам. Напротив виднелась шатровая деревянная церковь (старая Крестовоздвиженская) и вторая чуть пониже – шестигранная с тремя прирубами Троицкая на православном кладбище. Дальше уже никаких строений не было, жидкий лес да плешины покосов. Однако и это впечатляло. Потом доктор Леннрот напишет домой, что Петрозаводск «такой же большой, как две трети Хельсинки, деревянные дома добротные, некоторые из них двухэтажные…».

Дома врач показал коллеге чугунные вещи, отлитые на заводе: ажурные подчасники (подставки для настольных часов), статуэтки Александра Первого, Мартина Лютера и даже весьма почитаемого русскими поэта Александра Пушкина.

   
   

Город-завод

На следующий день Леннрот в сопровождении литейного мастера понаблюдал, как огненная струя чугуна течет в изложницу (форму), чтобы через некоторое время превратиться в грозное морское орудие. В дневнике гость записал потом: «этот завод как второй город, такой же большой». И правда, самое большое здание города – доменное, походило на средневековый замок. А здание правления было таким же роскошным, как и губернаторский дом - с колоннами, пилястрами и красивыми наличниками. Сверкал нарядной зеленой крышей и хорошо видный от завода недавно выстроенный храм Александра Невского. Словом, зимний Петрозаводск 1841 года доктору из Каяни весьма понравился.

 
 

Единственное, что его огорчило – неверно оформленный финскими властями паспорт. Из-за этого пришлось потом пять скучных дней провести на таможенном переходе в Вешкелице. Даже губернатор не смог или не счел нужным посодействовать Леннроту в этом деле. Бедняга, он ведь даже не мог и предположить, что вся эта маленькая история станет интересна потомкам только в связи с именем скромного и нечиновного врача из Каяни. И только в связи с ним еще раз вспомнят и его, штатского генерала и кавалера нескольких орденов Повало-Швыйковского.

А этот удивительный врач, знающий несколько языков и наречий, собиратель древних рун и преданий, снова (уже в который раз!) отправился в свой бесконечный путь по Карелии и Приладожью, чтобы потом через десятки лет его книги продолжили путешествие уже по всему миру.