В подлиннике. Как известный писатель придумал Лонсевиля

Приезд Константина Паустовского в Петрозаводск в мае 1932 года имел серьезную цель. Горький заказал ему документальное произведение об Александровском-Онежском заводе. Задача для молодого писателя, прямо сказать, не очень интересная. Но взялся за нее Паустовский с энтузиазмом. Тем более, что история завода была богата событиями неординарными, нешуточными страстями и коллизиями европейского масштаба. Константин Георгиевич был хоть и начинающим писателем, но уже заявил о себе повестью «Кара-Бугаз» как тонкий лирик и великолепный стилист. Он все-таки выполнил поручение «великого пролетарского писателя», как его именовала отечественная критика. Но истории завода не создал, ограничившись двумя короткими повестями.

А был ли Шарль?

Эти творения так называемого «Северного цикла» очень неравноценны. Критики обошли молчанием его повесть о революционных событиях на Севере под названием «Озерный фронт», которая, например, мне кажется очень слабой. Зато рецензенты с нескрываемым раздражением отозвались о повести «Судьба Шарля Лонсевиля». Видимо, потому что в ней обнаружились очень характерная черта писательской манеры Константина Георгиевича. Может быть, именно она, неудержимая, поэтическая фантазия прозаика и раздражала критиков. Развитое воображение во многих случаях восполняло ему недостаток развернутой информации о предмете и даже в жанре очерка моделировало своеобразный виртуальный мир. Мир Паустовского, сходный с вымышленным миром Грина или Стивенсона.

Многим, наверное, будет любопытно, каким образом этот заезжий литератор обнаружил в нашей родной петрозаводской истории фигуру пленного наполеоновского инженера, работавшего на пушечном заводе и нашедшего смерть вдали от родины. Сразу скажу, что Шарль Лонсевиль не имел никакого реального прототипа, несмотря на многочисленные попытки обнаружить его могилу или следы в архивных документах.

Учитель французского

Однако фамилия Лонсевиля все-таки реальная. В конце века в Петрозаводске появились французы-роялисты, спасавшиеся от революции 1789 года. Они, как правило, были людьми знатными и образованными, поэтому за неимением средств к жизни нанимались домашними учителями или гувернерами в дома богатых русских дворян. Поэтому рядом с могилами шотландцев, англичан и немцев, служивших на Александровском заводе, на Старом немецком кладбище в конце ХVIII века стали соседствовать могилы выходцев из Франции.

Примечательная история с надгробием француза-католика, рожденного в Безансоне. Он не был инженером и офицером Великой армии Наполеона. Это был скромный домашний учитель Олонецкого наместника генерал-губернатора Тутолмина, обучавший его младшего сына Алексея, будущего известного военачальника и благотворителя. Франсуа Виллемин де Лонсевиль никогда не носил военного мундира наполеоновских войск, потому что умер в 1792 году.

Суровый северный климат Петрозаводска, видимо, быстро лишил несчастного Франсуа де Лонсевиля здоровья, а потом и совсем свел его в могилу. Его вдова заказала отлить чугунную плиту с шестистишием французского поэта конца ХVIII века Жана Руше. Его вместе с другом, знаменитым поэтом Андре Шенье, чрез два года казнили во время якобинского террора.

Стих вольнодумца

Строфу из Руше Паустовский действительно мог видеть на Старом немецком кладбище, что существовало тогда напротив Зарецкого православного. Но была и другая возможность. Писатель мог прочесть ее в краеведческом альманахе «Карело-Мурманский край». Надпись на могиле Лонсевиля полностью приведена в упомянутом альманахе № 4-5 за 1930 год, то есть за два года до приезда писателя (мной сделан вольный перевод с французского):

Звезда ночей, дай мне твой бледный факел:

Да, я хочу припасть к могиле сей священной;

Веди меня…Но напрасен жар моего  сердца!

Увы! Слишком далек от меня этот прах…

Надгробие Франсуа де Лонсевиля было самым простым — чугунная плита с надписью и литой четырехконечный крест. Таких могил на Старом немецком, судя по фотографии, было множество. Александровский завод постоянно выполнял частные, партикулярные заказы на такие мемориальные сооружения.

Вот так француз-католик стал героем лучшего, по мнению литературоведов, художественного произведения, посвященного истории Петрозаводска. И вдобавок повесть обнаружила, что Паустовский был не только честный писатель, который не кривил душой, не шел против своей совести, не подлаживался под изменчивые вкусы читателя. Он, оказывается, был смелым и независимым человеком, высказывающим свое мнение, даже если оно сулило огромные неприятности.

PS

Иностранное кладбище было окончательно уничтожено в 1934 году специальным постановлением карельского правительства. Писатель А. Линевский очень сожалел, что в городе исчез мемориал, бывший прекрасной иллюстрацией целых 150 лет заводской и городской истории.